РАМТ открывает театральный сезон «Зобеидой» Олега Долина. Это будут целых 12 спектаклей под открытым небом – во внутреннем дворике Молодежного театра.
О «Зобеиде» и задуманной трилогии по Гоцци, о том, почему нельзя делить театр на взрослый и детский, об уроках в «Класс-центре» и о своих дочерях – рассказывает режиссер Олег Долин.
О спектакле «Медведко» в РАМТе
— Когда я учился в Гитисе, мы полностью посвятили один семестр изучению русской сказки. Мне казалось, что это действительно какой-то чудесный материал, а мы по-настоящему и не знаем, что же такое русская сказка? Мы понимаем только про вершки, а про корешки нам не известно. Сборник русских сказок Афанасьева меня покорил. Я признаться не читал его до института. Думаю, что это абсолютно верный путь, когда режиссеры и актеры изучают русскую сказку, чтобы найти природу игры. Ведь чудеса превращения всегда требуют максимальной фантазии, какого-то театрального включения. Ну, и потом это же всегда ведет, как мне кажется, к Шекспиру, к Мольеру: это все те же сказочные архитипы: вот отец, вот у него дочь…
Мне показалось очень интересным прийти в театр не с драматургическим названием, а со сказочным, тем более я этим занимался в институте. Алексей Владимирович Бородин позвал нас – молодых режиссеров — и мы все сели как в сказке и начали рассказывать, что у кого есть. Я сказал: а у меня «Медведко» Афанасьева. Бородин ответил: «Ух ты, как интересно!»
О природе страха и о личном в «Медведко»
— Исконная идея театра и состояла в том, чтобы театр отчасти пугал, как пугает литургия в храме, например: ты немножко сжимаешься от звука органа или хора… Это и страх темной комнаты, в которую ты входишь: ты боишься чего-то нового, это страх перед каким-то важным открытием. Чувство соприкосновения с новым знанием.
В спектакле ,конечно, есть много личного, семейного. Там девочка помогает герою-богатырю и это неспроста: с одной стороны, она хрупкий ребёнок, а с другой, богатырю вообще неоткуда ждать подмоги, кроме как от тонкой детской души, которая одна и может ему посочувствовать и в самый трудный момент подать руку помощи. Смотреть на мир глазами ребёнка трудно, но подчас, только такой взгляд и может отличить белое от чёрного, хорошее от дурного.
О детском и недетском театре
— Мне кажется, что нельзя разделять театр на детский и взрослый. Что это вообще такое -детский театр? Ребенок ведь не приходит в театр один, а если он приходит один, то тогда это уже не ребенок. Мне кажется классным, когда спектакль дает такое поле для размышлений, что после него идешь пешком до метро и обсуждаешь увиденное со своим ребенком. Я, например, не часто вижу свою старшую 15-летнюю дочь: так жизнь устроена. И я хочу посмотреть с ней такой спектакль, который натолкнет и ее и меня на какие-то новые мысли и нам будет, что обсудить вместе. Тем более, сейчас, в наше время, когда нам часто не хватает времени для подробного общения с детьми и когда ловишь себя на мысли, что единственное время для разговора появляется только по пути в школу.
Мы, например, посмотрели в Современнике замечательный спектакль Егора Перегудова про мальчика — аутиста «Загадочное ночное убийство собаки». Не могу сказать, что это детский спектакль, отнюдь! Но дочь была заинтересована и крайне взволнованна этой темой. Очень важно найти в театре именно такие вещи, которые трогают и волнуют подростка по -настоящему.
Я, кстати, сначала один посмотрел этот спектакль. История рассказана очень внятным театральным языком про понятные вещи: семью, мать, отца, сына , про их взаимоотношения. Про то, когда вдруг становится невозможно быть самим собой , когда вся жизнь- это испытание, и все эти вещи, конечно, сильно отзываются именно в 13- 14 лет.
О преподавании в Класс-центре
— Я преподаю детям актерское мастерство с 5-го по 11 класс в московской школе «Класс-центр». Дети здесь — это творческие личности, которые много часов посвящают культуре, архитектуре, истории музыки и театра. Мы выпускаем детей, которые спокойно могут поддержать взрослую беседу. Но школа не занимается целенаправленно подготовкой к поступлению в театральный вуз. Мы не готовим артистов, а изучаем жизнь. Мы учим грамотно формулировать свои мысли, например. Ведь такой навык пригодится везде: и в бизнесе в том числе. Ты должен уметь убеждать людей, чтобы твой план заражал не только тебя, но и людей вокруг. Мы учим быть интересными, чтобы уметь обрамлять свои мысли в какую-то единую форму. В этом и помогают театральные дисциплины: сценическая речь или сценическое движение, например.
В самом начале я пошел преподавать в школу только потому, что у меня там училась старшая дочь, и мне это давало определенные преимущества. А потом неожиданно прикипел и преподаю уже седьмой год .
О премьере в Большом театре
— Недавно я выпустил оперу на Камерной сцене Большого театра имени Покровского «Маленький трубочист Бенджамин Бриттен». Обычно я сам предлагаю материал театрам, но здесь вышло наоборот. Поэтому я довольно долго колебался , так как не являюсь большим специалистом в оперном искусстве. У меня есть музыкальное образование, но мне кажется, что этого мало, чтобы ставить музыкальные спектакли. Но в театре посчитали, что этого достаточно; я даже никакого кастинга не проходил — меня просто позвали и сказали: «Попробуй».
О театре для подростков
— Я вдруг для себя отметил, что эта такая интересная штука, когда нет какого- то заискивания перед ребенком, когда мы не расшаркиваемся перед ним: ты такой маленький, надо музыку погромче, костюмы поярче и дай Бог, ты отложишь свой телефон и посмотришь на сцену. Надо исходить, как мне кажется, из другого : дети не тюфяки!
Мы , например, сейчас ходили с 10-летней дочкой в Сатирикон на спектакль «Мой папа Питер Пен» . Это очень сложная пьеса. Я смотрел с большим интересом, а дочка завалила меня вопросами – так ее задела тема развода и расставания родителей.
О спектакле «Мышонок- суперсыщик» в Школе современной пьесы
— «Мышонок» действительно является своеобразной предтечей моих спектаклей в жанре комедии дель арте. Когда я делал «Мышонка» , то уже знал, что буду ставить Гоцци. И когда я поставил «Зобеиду» в РАМТе, то тоже знал, что с этим автором не покончено. После премьеры спектакля «Женщина-змея» в театре на Малой Бронной, хотел бы сделать и третий спектакль по произведениям Гоцци. Не скрываю, что это могло бы стать серийной историей. В «Мышонке» были опробованы определенные приемы жанра.
Кстати, этот спектакль сейчас идеально смотрят первоклассники и старшие дошкольники, хотя изначально мне в театре говорили, что не будут дети такое смотреть: надо хотя бы кому-нибудь сделать красный или зеленый костюм и страшные маски. Но когда я, например, оказываюсь в гардеробе и слышу, как дети повторяют фразы из спектакля или кричалки про сыр или что-то еще, то понимаю, что это — круто! Ведь борьба идет именно за отклик! За то, чтобы маленький зритель, выйдя из театра, продолжал жить спектаклем какое -то время. Чтобы он, возможно, и на следующий день вспомнил об увиденном и через игру, через какую — то легкую форму понял про важные вещи в жизни.
О двух постановках Гоцци: «Зобеида» в РАМТе и «Женщина-змея» в театре на Малой Бронной.
— Нет, это не калька. Больше всего комедия масок похожа на музыку: здесь барабанная группа, а здесь — первые скрипки. Это закон жанра, правила. Но это не реконструкция. Театр не может заниматься реконструкцией. Это мертвое дело. Да, художественная платформа одна, если угодно. Но это все!
На самом деле, я понимаю, что это опасный путь. Например, когда я посмотрел «Как я съел собаку» Евгения Гришковца , то, как любой человек, столкнувшийся с таким жанром впервые, сказал: «Ух ты, как здорово!» Но через дня два я пошел на его же постановку «Одновременно» и меня раздосадовало, что режиссер с одинаковыми ключами ходит к разным дверям. Это запрещенный прием в режиссуре. Поэтому я сам себе сказал на счет Гоцци: « Ок, давай попробуем дальше пойти в этом направлении. Платформа останется та же, но это не значит, что пьеса станет хуже» .
И если «Зобеида» повествует о каком-то сне про любовь, об обмане, то «Женщина-Змея» ведет разговор о семье, семейных ценностях, детях, про те испытания, которые человек проходит вместе со своими близкими.
И мне кажется, что это очень интересный материал для разговора.