Юрий Макеев – человек-оркестр: актёр, режиссёр, повар, профессиональный мечтатель.
Созданный им Театр Вкуса – уникальное явление на театральной карте Москвы. Здесь говорят о самом важном – о любви, семье, традициях, памяти поколений, а зрители становятся участниками постановки. С 2018 года он стал резидентом театра «Практика», где с успехом идут спектакли «Семейная пекарня» и «Мечтатель, или почему я?».
Вот уже седьмой год Юрий создаёт театральное арт-пространство в деревне Петровки Смоленской области. И этим летом может состояться открытие основного зала.
Мы встретились с Юрой Макеевым, чтобы узнать подробности строительства, поговорили о любви к кулинарии и театру, об арт-терапии и плане спасения деревни, о его счастливом детстве, учебе в ГИТИСе, опыте работы в большом кино и театре, но самое главное — о мечтах, которые должны сбываться несмотря ни на что.
«...В меня попал снаряд любви...»
— Почему именно деревня Петровки в Смоленской области, за 200 км от Москвы была выбрана для твоего проекта?
— С этим местом я связан очень давно, с 1986-го года. Просто мои родители как нормальные москвичи решили, что у них должна быть дача, искали своё место. Тут удивительна их мотивация: в 86-ом году они были молодыми людьми, но их почему-то тянуло на землю. Наверное, это та самая генетическая память: ведь мои бабушка с дедушкой жили в деревне Останкино, а туда они приехали из Тульской губернии, тоже из деревни. И я видел, как хорошо моему папе в деревне и как плохо в городе. У меня папа — водитель такси, мама — водитель троллейбуса, она, девочка из детского дома, мечтала быть пилотом или художником, а отец всегда что-то изобретал. Но их тянуло в деревню. Хотя глупо, конечно, найти дачу за 200 км от Москвы.
— Такая дальняя дача, да?
— Да, и я помню, что мы добирались туда сутки на общественном транспорте. Но это была не трудность, а приключение! Едешь в поезде, потом на автобусе, какие-то странные люди, с коробками, яблоками, с животными, с запахом колбасы и всего остального. Когда мы первый раз приехали в деревенский дом, то местные сразу нам рассказали, что здесь жила как-то колдунья. И я слушал всех этих бабушек с их былинами и небылицами о русалках и призраках, и понимал, что это такой местный Гоголь, который вполне мог бы писать и о Смоленской области, а не о Малороссии. Я помню, что в меня такой снаряд любви попал, я так влюбился в этих людей.
— Это была большая деревня?
— Она когда-то была густо населена: фермы, люди, магазины, почта, общественная баня, даже клуб на 300 мест с библиотекой, откуда взрослые мальчишки воровали книги, чтобы банально сжечь их на костре. И я видел, как «пикирующий бомбардировщик» под названием Советский Союз через эту деревню пикирует, как эта машина разваливается на части… Когда я туда вернулся в 90-е годы, это были уже греческие руины.
«Пусть меня волки съедят, но я туда не пойду»
— Ты вернулся в деревню в 90-х уже при других обстоятельствах.
— Моя мама приняла волевое решение и в 90-м году, чтобы спастись от всего, что происходило в стране, уехала с нами в деревню на постоянное место жительства. Нашу квартиру она сдала студенту ВГИКа Димитрису Куциабасакосу — греку из деревни на Олимпе. Удивительным образом в нашей квартире оказался будущий кинорежиссёр, с которым я общался с открытым ртом и всё запоминал, когда приезжал в Москву.
— На что вы жили? Чем занимались?
— Мама стала дояркой. Мы попали в удивительный мир, который со стороны казался каким-то космосом, там отношение людей к природе, друг к другу, к государству совершенно иное. Школа была за 10 км от деревни. Добираться было тяжело. И мама мне сказала: «Все, Юр, надо идти в интернат при школе». А интернат – это было здание барачного типа, а из удобств — дырочка и умывальничек на улице. И я вот жил с этими детьми и ощутил весь сюжет «Повелителя мух»: самое ужасное насилие – это насилие детей друг над другом. После года в интернате я решил, что, наверное, в армии будет не так страшно. А маме сказал: «Пускай меня волки лучше съедят, но я не буду туда больше ходить, я вообще не буду никуда ходить». Казалось бы, мы уехали из города от беспредела 90-ых, а попали в ещё больший беспредел.
«...Бывает ощущение, что пришли 30 зомби...»
Мама не догадывалась о проблемах в интернате?
— Нет. И вот, когда я спустя много лет стал заниматься детским театром, у меня появились вопросы к родителям: «А вы точно знаете своих детей?» Я-то был там — в той школе, в другом закрытом мирке. Дети ведь никогда не скажут про насилие. Они потом признаются. Я раньше на спектакле «Семейная пекарня» давал детям задание нарисовать свой мир. И иногда какой-то ребенок, часто из очень хорошей, состоятельной семьи, рисовал жуткие картины. Я потом незаметно передавал эти рисунки родителям: «Это вам звоночек, обратите внимание».
— А что там было? Скелеты, черные тучи?
— Ну, да, там, монстр унижал, убивал, например… Я только со временем понял, что наш спектакль – это своеобразная арт-терапия. И я хоть не записывался во врачеватели, в результате стал неким инструментом. Но иногда болею после спектаклей: беру что-то на себя, а потом не могу встать.
— А бывают спектакли, когда не происходит взаимодействия со зрителем? Ведь все постановки у тебя очень энергозатратные.
— Бывает. Бывает, ощущаешь, что пришли 30 зомби, как будто сговорились прийти одновременно. Они такие ледяные внутри, от них холодом веет.
— Но выбрали именно этот спектакль. Знали, куда шли.
— Да, они прочитали анонс, купили билеты, но как будто сидят все в яме, а я такой с поляны иду и зову их: «Пойдемте, там солнце, птицы, ароматы. Эй, ты, папа, пойдем со мной! Я ведь тоже папа, не волнуйся, пойдем, это игра». Но он смотрит на других зомби-пап и такой: «Нет, нет, я тоже буду таким». В какой-то момент у меня не хватает сил, и я тоже в эту яму падаю. Но потом смотришь, вроде одного вытащил, второго: у кого-то уголки губ улыбаются, у кого-то глаза меняются. Самое удивительное, что потом эти люди возвращаются на другие наши спектакли. И это то, ради чего стоит заниматься театром.
«...Мальчик, ты с какой планеты прилетел?»
— Вся эта история со строительством деревенского театра – это возвращение в детство, да?
— У меня были разные периоды. Лет в 12-13 я писал план спасения деревни. Я мечтал стать фермером и помогать одиноким бабушкам, которых бросили внуки. Я планировал построить дом и поддерживать их. На реке хотел мельницу восстановить, мечтал встречать туристов – любителей эко-отдыха и построить храм. Потому что я еще очень хотел стать в какой-то момент священником. Выписывал журнал «Новые фермеры», изобретал голландские грядки, пытался вырастить калифорнийского червя. Сейчас на этом люди зарабатывают хорошие деньги, а тогда в 90-е… Какие голландские грядки, мальчик? С какой ты планеты? Ты на машине времени приехал к нам? По сути, моя мама пыталась сделать то, что потом начали делать Акимов и LAVKA LAVKA; то, что сейчас цветет буйным цветом, а тогда никому не было нужно… Ну, вот представляешь, какой у меня путь, если отвечать на вопрос, откуда же в моей жизни появился театр?
— Да, откуда?
— Когда мне было 15 лет, нам все-таки пришлось вернуться в Москву, а деревенский дом остался нашей дальней дачей с большим участком…
— Ты был рад, что уехал?
— Нет, плакал и дал себе слово, что я вернусь. Когда пришел в московскую школу, наша классная руководительница — Наталья Анатольевна Нефедова сказала: «Я буду ставить «Федота Стрельца» Леонида Филатова. Так, кто у нас будет Федотом? О, Юрка из деревни! Ты будешь Федотом!»
— Это был школьный театр?
— Да, школьный театр. Мы позднее за этот спектакль получили приз и возможность играть его на сцене учебного театра ГИТИС. Помню, как ужасно играл, страшно зажимался. Но это был грандиозный опыт.
«...Я решил, что буду делать то, что люблю...»
— Как вообще складывалась жизнь в Москве? Ты ведь после школы все-таки пошел не в театральное, а учиться на повара, насколько я знаю?
— Да, все верно, сначала отучился на повара. Я тогда не мог общаться со своими сверстниками: это были папины-мамины сыночки, вся их жизнь была расписана родителями, им все давалось легко, проблемы решались за счет денег. А какой опыт был у меня? Убрать навоз, сено, мясо продать, шкуры кроликов разделать и снова продать, чтобы помочь выжить своей семье. Поэтому в Москве у меня постоянно возникал вопрос: «Почему у вас нет дела?». Меня ребята называли «рабочий Юрик», так как я постоянно что-то делал. В 10-11 классе подрабатывал посудомойщиком в ресторане и ещё умудрялся помогать на кухне.
Я задумывался, куда поступать? И решил, что буду делать только то, что люблю. А что я люблю? Я люблю готовить. Значит, можно пойти на повара — это классная работа. А для чего я пойду на повара? Чтобы открыть ресторан! А для чего я открою ресторан? Чтобы заработать денег! Чтобы что? Чтобы спасти деревню! Бинго! Все совпало! А летом ресторан будет у меня в деревне, и я буду выращивать еду, чтобы продавать в ресторане!
«...Это мой друг, рабочий Юрик...»
— LAVKA LAVKA, да, понятно. А что с ГИТИСом -то? Ты ведь там учился!
— Я поступил в кулинарный колледж и параллельно преподавал школьникам в театральной студии. Судьба свела меня с отличным парнем — Сашей Шатхановым, который затем поступил на курс к Михаилу Скандарову и Сергею Голомазову в ГИТИС.
Я приходил к ним на занятия и записывал различные тренинги, чтобы потом все это применить в студии с детьми. Параллельно делал котлеты, но этот настоящий, профессиональный театральный мир буквально обрушился на меня. Я приходил в ГИТИС, встречал там знаменитых актеров, присутствовал на репетициях. И однажды Михаил Вартанович Скандаров спросил: «А кто это там сидит?» А Саша отвечает: «Это мой друг, рабочий Юрик». — «Пускай подойдет! Как вас зовут?» — «Юра!» — «Очень хорошо, у меня сын Юра. Чем вы занимаетесь?» — «Учусь на повара». И он мне: «Хочешь ко мне на курс? Повара у меня еще не было. Доучивайся, а ко мне приходи вольнослушателем».
— Это у него какой-то спортивный интерес включился или что?
— А непонятно! А вот спроси сейчас: «Михаил Вартанович, вы помните, что тогда случилось? Почему вы меня выбрали? Вам никто же за меня «не заносил», шпагаты я не делал, не снялся перед этим в каком-то фильме, чтобы все сказали: «О, этот мальчик подает надежды». Видимо, в небесной канцелярии какая-то лотерея была со мной.
Я начал делать этюд и придумал сюжет: у меня болеет брат, дома никого нет и мне нужно приготовить ему еду. Начал готовить. Всех удивила подробность и органичность движений при этом процессе.
— В это время ты снялся в популярном тогда сериале «Простые истины».
— Да, ассистенты режиссёра Юрия Беленького приходили смотреть на весь курс. Меня утвердили и пригласили сниматься. Я попал в мир кино, на съемочную площадку. Я вдруг сел в этот поезд, и он стал уносить меня все дальше от деревни, которая скоро вообще исчезла. Я потом вспоминал, что четыре года туда вообще не приезжал.
«...С Доннелланом мне открылся портал под названием путешествия»
— А кулинарное училище на тот момент ты уже закончил?
— Нет, я учился на повара, учился на актера – был вольнослушателем сначала, а потом поступил сразу на третий курс режиссерского факультета — и параллельно снимался в «Простых истинах». После окончания ГИТИСа попал во МХАТ им. Горького — к Татьяне Васильевне Дорониной, которая при нашем показе в театре сказала: «Ха-ха-ха, хороший мальчик! Обратите на него внимание». А потом была служба в армии в театре Армии.
— А как ты попал к Кириллу Серебренникову на съёмки?
— Мне кто-то позвонил и сказал, что будут пробы у очень крутого режиссера для фильма «Пастельные сцены». Меня сразу предупредили, что соглашаться надо не раздумывая, так как это большой трамплин в мир театра. Меня утвердили. У меня там была 12-минутная сцена с Натальей Колякановой. Фильм участвовал в Берлинском фестивале.
— Так это стало трамплином для театра?
— В принципе, да. Так как потом мне позвонил Евгений Писарев и предложил принять участие в пробах у Деклана Доннеллана в «Трёх сестрах». И здесь мне открылся портал под названием путешествия – спектакль начал гастролировать по всему миру. Я Деклану не раз говорил: «Я тебе так благодарен. Ты осуществил мечту моего детства. Я хотел быть путешественником и я им стал».
«...Раз это никому не нужно, стану садовником»
— Но ты и поваром хотел работать?
— Я им и успел поработать. В коммерческом проекте. Однако бизнесмена из меня не получилось. Но из синтеза этих двух направлений – театра и еды, родился Театр Вкуса. Хотя я всегда говорю: «Ребята, Театр Вкуса – это не про еду. Это про дом, про печь, про семью, про любовь». В какой-то момент я собрал вокруг себя единомышленников и мы нашли помещение для театра на Белорусской. Тогда мои друзья-экономисты просчитали, что мы закроемся через три месяца. Но мы три года продержались и помогли за это время отчасти и театру «Снарк», и «Творческому объединению 9». Я потратил тогда все свои деньги, взял несколько кредитов, но… Не помог и департамент культуры, куда я обращался. Мне прямым текстом сказали: «Тема семьи для нас не актуальна». Я просил дать нам какое-нибудь помещение в парке, говорил про семейный театр, про социальную составляющую. Рассказывал про благодарность наших зрителей, про отклики на спектакли. Стучался, стучался. Но мне сказали: «Для вас места нет».
Я подумал: «Почему я не живу своими мечтами? Почему я враг сам себе? Почему я обманываю того мальчика, который хотел жить в деревне, хотел делать добрые дела? Почему ты сам себе врёшь? Разве над тобой кто-то стоит?
— И ты уехал в деревню?
— Я решил, раз это никому не нужно… стану садовником. Так поступил один известный персонаж. Я продал свою единственную квартиру в Москве, собрал всю семью и уехал в деревню. Московская квартира досталась мне от моего папы в наследство. Мой папа всегда мечтал жить на земле. И я подумал, что это и будет моё признание отцу в любви, память о нем. Я буду строить в деревне «дом-театр». Все были в шоке: и моя мама, и Сергей Васильевич Женовач – художественный руководитель театра СТИ, где служит моя супруга. Я обещал ему, что Оля будет на всех репетициях и спектаклях.
«Строительная компания украла у нас 1,5 млн»
— Был определенный проект строительства?
— Да. Этот проект включает в себя строительство основного здания театра, реконструкцию гостевых домиков и мельницу. На гектаре земли по центру должен стоять дом-театр. Его я условно для себя назвал — корабль, ковчег. А старые дома в деревне я планировал переделать в гостевые дома. И я уверен, что мой пример станет заразителен; в деревне есть заброшенные участки, куда могут приехать семьи.
— Есть строительная компания, которая помогает тебе осуществить проект?
Первая компания обманула и сбежала с частью денег. Я нашел вторую. Они мне поставили скелет дома и снова сбежали. И я сам начал осваивать строительное ремесло. Параллельно я строил мастерскую-склад. Это такой большой ангар, как весь театр «Практика». На самом деле, я ведь с детства мечтал спасти деревню, но я не знал, что в результате я попытаюсь ее спасти не фермерством, не ресторанами, а театром. Но это скорее синтез всех этих вещей. Приезжает к нам семья: спектакль посмотрели, на ферму заглянули, а потом перекусили здесь же.
— Это коммерческая история должна быть?
— Должна, но ей не является. У меня внутренне обрезаны ниточки под названием «финансы», хотя я, конечно, бесконечно думаю о них. Мне нужны деньги, моей семье нужны деньги, чтобы просто существовать.
Я в самом начале как продюсер написал план. Моя инвестиция в дело — московская квартира. Она стоила 7 миллионов, но я её продал за 5. Часть средств ушло на покупку земли, часть на строительство ангара. Первая строительная компания украла полтора миллиона. И вот сейчас у меня не хватает ровно этих денег. Наши меценаты — это зрители на спектаклях Театра Вкуса в «Практике». Покупая билет за 2000 рублей, каждый из них становится меценатом «Вкусной Арт-фермы». Я после каждого спектакля говорю зрителям: «Часть средств от продажи билетов уходит на строительство»
«...Здесь либо фокус, либо чудо...»
— Как будет выстраиваться репертуар?
— У нас могут выступать разные театральные коллективы, которые вписываются к нашу концепцию. Мы уже играли спектакли. Собирали по 100 человек. В нашей деревне живёт 20 человек, 80 человек приезжали, и из Москвы в том числе. Но мы играем на улице, потому что здание не достроено, и не можем делать это часто.
— Когда все-таки планируете достроить основное здание?
— Очень надеемся, что этим летом. Здесь либо фокус, либо чудо, как я люблю говорить. Еще совсем недавно у нас не было печи в основном здании. И вот один из зрителей «Практики» — Владимир Смирнов, на моих словах о том, что мы сейчас собираем деньги на печь — сказал: «Я вам дарю печь, на надо ничего собирать».
Однажды пришла мама со сломанной ногой и ребенком и дала нам 100 000 рублей, которые мы два месяца собирали. За эти шесть лет были очень разные периоды в моей жизни: и невероятного подъема, и полного уныния, когда я все хотел запалить. Мне моя семья говорила: «Юра, это никому не надо. Что ты напридумывал? Это утопия!» И я понимал, что мои дети фактически живут на стройке, в пыли. Но что-то всегда давало силы. Огромная поддержка моей семьи, моих друзей, близких и далеких мне людей,
Сейчас Юрий Макеев собирает средства на окончание строительства Вкусной Арт-фермы на портале Planeta. Если вы хотите принять участие в осуществлении мечты и создании первого деревенского театра в Смоленской области, переходите по ссылке.
А купить билеты на спектакли Юрия Макеева в театре «Практика» можно на сайте театра
